20 лет единой Германии: 25% немцев хотят восстановления Стены

Почему жизнь на Востоке Германии всегда будет хуже, чем на Западе, и когда, наконец, страна станет единой 

Просто анекдот 

У русских и немцев разное значение слова «анекдот». У русских это смешная выдумка, скорее напоминающая театральную репризу. У немцев же "Anekdote“ – курьезный случай из жизни, не всегда смешной, но всегда поучительный. 

Для начала русский анекдот: еще во времена Союза спрашивает русский у японца: «На сколько лет мы от Японии отстали – на пять или на десять?». Японец отвечает: «Навсегда». 

А теперь немецкий: в объединенной Германии уровень жизни на Востоке страны никогда не догонит уровень жизни на западе, несмотря на все заявления Гельмута Коля о «цветущих ландшафтах». К такому выводу пришел Институт экономических исследований в Галле (Institut für Wirtschaftsforschung Halle - IWH). 

Конечно, слова «никогда» в исследовании нет, но зато есть статистика – выравнивание уровней жизни через двадцать лет после объединения остановилось. В новых федеральных землях уровень этот достиг 80 процентов – и ни с места. Директор Института Ульрих Блюм (Ulrich Blum) заявил: «Этих двадцати процентов нам и дальше будет не хватать». 

Институт называет причины 

Экономика на востоке слишком «мелкая», предприятия – мал мала меньше, и для того, чтобы развиваться, им просто не хватает денег, считают ученые. 

Но ведь первое, чем занялись западные консультанты после объединения страны – начали разваливать ГДРовские комбинаты, то, что когда-то в Союзе называлось «научно-производственное объединение» - завод, а при нем НИИ. Сколько слов мы наслышались о том, что они и малоподвижны, и финансоемки, и неконкурентоспособны. Никому в голову не приходило, что огромные Siemens или MAN – конкурентоспособны, а комбинаты, в силу своих размеров, почему-то нет.  

Разваливали не только комбинаты. Разваливали и местные колхозы – LPG. Даешь фермерское хозяйство! Однако развалить-то их развалили, а местные крестьяне землю даже даром брать не спешили. Объяснение для Запада: народ при социализме разленился, работать разучился, отвык от экономического риска. 

Теперь же пришло понимание того, что смышленный крестьянин понял уже в начале 90-х годов: на клочке земли сельское хозяйство не поведешь, для эффективного хозяйствования нужно не меньше 100 гектаров. А на такой площади с сапкой не походишь – нужна техника. Денег же на технику у единоличников не хватало – слишком тонким был у восточных немцев «запас жира». Поэтому землю и не брали – зачем же, заранее зная плачевный результат, лезть в кабалу? 

Вот и получилась «мелкая» экономика, расти не может. А не растет экономика на востоке – ремесленники ездят на Запад «на монтаж», годами по две недели без семьи – создают там материальные ценности. Выпускники вузов тоже ищут – и находят – работу на западе. Поскольку народу на востоке становится меньше, то есть и положительный эффект – жилье дешевеет. Поэтому на восток, покупая угодья, дома и дворцы, приезжают жить (доживать) бывшие западные немцы. В некоторых восточногерманских городах слышны радостные крики местных коммунальных деятелей: мы в городе N. создали инфраструктуру для пенсионеров – на каждом углу врачи, службы ухода за больными и немощными, такси и доставка на дом продуктов питания – и живем очень даже неплохо.  

Один из таких городов – Гёрлиц. С 1949 года население тут уменьшилось на 44%. До 2007 года сюда уже приехало больше тысячи пенсионеров. Чтобы привлечь и других, городские власти в едином порыве рассылают по Германии специальные информационные пакеты – зазывают стариков. 

А чем плохо: западный пенсионер денег получает и тратит немало – можно аптекам хорошо жить. 

Успех? В июле этого года (последняя статистика) в Гёрлице родилось – 39 человек, умерло 65, приехало (после пакетов) 396 (пенсионеров), уехало 423 (наверное, тех, кто помоложе – работу искать). 

Институт обращает внимание и еще на одно пикантное обстоятельство. Поскольку «в результате трансформации» («перестройки», по нашему) высококвалифицированные специалисты не могли (и не могут) найти работу на Востоке, то они переезжали в Германию Западную и были «весомой причиной активного экономического развития, прежде всего в (западнонемецких – В.Т.) южных федеральных землях» (имеются в виду Бавария и Баден-Вюрттемберг). «В конечном итоге (per saldo) Восточная Германия потеряла 1,8 миллиона человек (некоторые статистики говорят о трех миллионах – В.Т.), экспортировав свой положительный демографический резерв в южнонемецкие земли, улучшив тем самым там на долгое время структуру населения и человеческого капитала (Humankapital)», делают вывод ученые IWH. 

Эдгар Мост (Edgar Most), до 2004 года член правления Deutsche Bank, обобщил: «Возрождение Востока (Aufbau Ost) означало мощную стабилизацию Запада». 

В развязанную нацистами Вторую мировую войну Германия потеряла около семи миллионов человек. В 1990 году на Востоке жило 16 миллионов немцев (Источник: Федеральное статуправление, Статистический ежегодник 2007), 20% всего населения двух Германий. Исходя из этого пропорциональные потери в войну (в пересчете на эту территорию) составляли «только» 1,4 миллиона человек. «Потери» объединения на 400 000 человек больше. Есть от чего почесать репу в юбилейном угаре. 

Калийная история 

Но Институт, о котором речь, одним аргументом не ограничился. Вторая причина отставания в том, что штаб-квартиры многих фирм, которые работают на Востоке, расположены на Западе. А значит доходы уплывают на Запад, и налоги они платят не здесь. Почему же получилось так вот неуклюже? 

Тут немецкий анекдот такой – про калий. 

Были в 1990 году в Германии две большие фирмы по производству калия и калийных удобрений – одна на востоке, в Тюрингии, в Бишоффероде, Mitteldeutsche Kali AG, вторая на западе страны, Kali und Salz AG. Восточная производила калийных солей в полтора раза больше, и хорошего качества, поэтому шла эта соль почти вся на экспорт. После объединения страны калийные копи на востоке выставили на продажу, и купил их, понятное дело, их бывший западный конкурент. Красиво говорили о синергетических эффектах, мощном толчке для развития сельского хозяйства, преимуществах монополии вместо конкуренции... Но вылилось все в примитивное закрытие восточных шахт – в угоду западному владельцу, который новые рынки захватил, но которому не нужна была на этих рынках восточная соль. 

Аргументы за закрытие были такие: спрос на калийную соль в мире падает, шахта не сможет быть рентабельной (вопрос о закрытии западных шахт не стоял, и даже 50 на 50 никому в голову не приходило), залежи соли на территории восточнонемецкой Тюрингии никому не нужны. 

Что только ни делали шахтеры, чтобы остановить закрытие шахты: приковывали себя цепями к шахтным воротам, блокировали улицы, захватывали шахту и рейхстаг (за это их полиция била «демократизаторами» и отправляла под суд), устраивали на Пасху молебни в штольнях, проводили многонедельную голодовку и даже были у Папы римского на аудиенции. Каждый мало-мальский приметный политик считал своим долгом заехать в Бишоффероде, факсы в поддержку приходили даже из США, Бразилии и Колумбии. 

Ничего не помогло. 

К тому времени директором шахты уже был западный, почему-то банковский, специалист Фридхельм Тойш (Friedhelm Teusch). Поэтому его решение было одним – закрывать. 

Премьер-министр Тюрингии, а на самом деле западный политик Бернгард Фогель, даже назвал в сердцах это решение «безобразной гримасой капитализма». 

И тут – о чудо! - шахтеры сами нашли выход – нового покупателя. Этот Йоганнес Пайне (Johannes Peine) – в бизнесе не новичок, он уже купил несколько предприятий, проанализировал калийный бизнес и решил – плачу деньги. А когда к нему начали «эксперты» подкатываться и что-то о будущей нерентабельности говорить, то Пайне сказал: «Мне ведь жизнь не надоела», все им детально продумано и точно просчитано. Он уверен, что потребность в калийной соли будет возрастать. 

Государственная управленческая структура, которая занималась приватизацией восточной экономики (Treuhand), шахту Пайне не продала! Потому что если бы Пайне шахту купил, то соль из Бишеффероде помешала бы хорошей жизни западной фирмы Kali und Salz AG. Тогда бы снова появилось то страшилище, которое они уже считали успешно похороненным – конкуренция. Ведь это в учебниках для идиотов пишут, что конкуренция – двигатель торговли, а на самом деле, и это знает любой предприниматель, даже не читавший Маркса: лучше всего – монополия. Все рынки – твои, цены – любые. Кто не хочет покупать – спокойно умирает. 

Точно сформулировал это в свое время хорошо информированный журнал «Шпигель»: «Конкуренция помешает уютному картелю западных производителй калия» (DER SPIEGEL, Nr. 28/1993). 

А если шахта закрыта, то рабочие на улице, а значит – в регионе низкие средние доходы, отсюда низкие расходы, нет выручки у торговли и сервиса, которые медленно разоряются. Низкие налоги и социальные выплаты ведут к плохой инфраструктуре. Если у людей денег нет – уходят банки, и тогда вообще речь не идет о каких-то инвестициях в регионе и его развитии.  

В Бишоффероде за эти годы население упало на треть, в 1998 году там закрылась железнодорожная ветка и станция (а зачем?), с 1 декабря нынешнего года Бишоффероде вообще исчезнет с географических карт – его «объединят» с другими коммунами, и называться это все будет «Am Ohmberg». 

Но это сверху, на земле. А под ней? А под землей совсем другая жизнь: в 2002 году премьер-министры Бернгард Фогель и Роланд Кох в рамках государственного договора разрешили западной гессенской фирме добывать калийную соль под землей на территории Тюрингии – залежи-то одни. Оказывается – нужна соль! Вот так: соль – восточная, деньги из нее делаем на западе (потому что вход в шахту там!). 

...Когда в Бишоффероде еще боролись, то носили с собой, взывающий к солидарности плакат: «Бишоффероде – везде». О том, как они были правы, стало понятно со всей очевидностью только сегодня, через 20 лет после объединения. 

Возможно, когда политики в 1990 году говорили о «братьях и сестрах на Востоке», они говорили это от чистого сердца. Но за ними пришли предприниматели, которые и разорвали экономику ГДР в клочья. Политики в 1990 году говорили о «братьях и сестрах на Востоке».  

Детлеф Карстен Роведдер, руководитель Treuhandanstalt, самокритично писал: «Это была политика Treuhandanstalt, ... которая лишила промышленности в новых землях целые регионы, которая обогатила «рыцарей удачи»...» 

А было ли объединение? 

В 1654 году, когда Богдан Хмельницкий отдавал Украину под начало российского царя, мудрые пиарщики нашли для процесса хорошее слово - «воссоединение». Не «присоединение», не «поглощение», не «вхождение», не «завоевание», не «оккупация», а «воссоединение». Двое равных решили объединиться. 

В Германии слово звучит по другому – Wiedervereinigung, – значение то же. 

Только вот не украинский гетьман начал править вместо царя Алексея Михайловича в Москве, и не восточно-немецкий парламент принимать законы для другой части страны. Поэтому какое уж там равноправие. 

От всей ГДР в жизнь ФРГ вошли всего пять вещей. От страны, которая просуществовала 45 лет и в которой были самая высокая производительность труда и с самый высокий уровень жизни в социалистическом лагере, - перечислим - остались: 1. Человечек на светофоре пешеходного перехода, 2. «Зеленая стрелка», которая позволяет правый поворот при красном сигнале светофора, 3. Дорожный знак «Природоохранная зона», 4. Право наследства для внебрачных детей и, наконец, 5. Некоторые правила для кладбищ. 

Все.  

Все остальное – из ФРГ. 

Ни эффективная система среднего и высшего образования, ни детские сады, об отсутствии которых сейчас, заламывая руки, вопиет весь Запад, ни стройное административное управление - ничто западных переговорщиков по выработке условий вхождения ГДР в ФРГ не заинтересовало. По свидетельству нынешнего федерального министра внутренних дел Томаса де Мезьера (Thomas de Maizière), на переговорах ««царило патерналистское настроение Запада по отношению к Востоку. По принципу: мы знаем, что правильно для наших братьев и сестер на Востоке. Но на самом деле мы этого не знали». Когда Гюнтер Краузе, который подписывал согласительный договор со стороны ГДР, возбужденно рассказывал своему западному партнеру Вольфгангу Шойбле о том, что за окнами демонстрация против ТАКОГО договора, то Шойбле ему ответил: «Дай им помитинговать». (WELT online, 22.8.2010). 

Игра шла в одни ворота. Отклонялись практически все предложения ГДРовской делегации и это при том, что значительную часть восточнонемецкой делегации составляли немцы западные, работавшие к тому времени в правительстве Лотара де Мезьера – тот же его двоюродный брат Томас, например. Сегодня Томас де Мезьер говорит, что объединенная Германия могла бы спокойно взять от ГДР «немного больше, чем «светофорный человечек» или «зеленая стрелка». «Готовность к изменениям (реформам) была у Запада равна нулю», сказал он о 1989-1990 годах. Причина: «Западная федералистская узколобость», которая «очень плохо подействовала» на психику восточных граждан и вообще на весь объединительный процесс. 

Но на тех переговорах было упущено нечто более важное, чем занявший на переговрах массу времени вопрос прерывания беременности и обменнный курс. Даже нечто более важное, чем упущенный шанс обновления Германии, по которому сегодня печалятся многие. 

Ведь и через 20 лет, таковы результаты опросов, две трети граждан на востоке страны чувствуют себя гражданами «второго сорта». Томас де Мезьер считает ответственным за такой результат распределение ролей межды Востоком и Западом во время объединения.  

«Уверенность в себе правозащитников после 3 октября 1990 года улетучилась, ее заменила ментальность «вы-должны-нам-помочь». Де Мезьер приводит пример: то, что ГДРовские документы об образовании не признавались в западных землях Германии, «было неуважением к жизненным достижениям многих граждан ГДР». По его словам, «то, что таким образом сразу же возникла проблема «разговора на равных», не должно никого удивлять». 

Вот еще один голос - Матиас Платцек (Matthias Platzeck), нынешний премьер-министр Бранденбурга, а в ГДР – один из правозащитников, член «Нового форума», позже вошедшего в Партию «зеленых»: «Мы не хотели вхождения (в ФРГ- В.Т.), мы хотели равноправного слияния - с новой конституцией, новым гимном, мы хотели символов для настоящего нового начала. Но победителями стали другие». 

Неужели такие «мелочи» как гимн и конституция можно сравнить с важностью денежного обмена? 

Вот что говорит Платцек: «Многих восточных немцев подталкивали к мысли, что их вся прошедшая жизнь была бессмысленной, они должны все выбросить на свалку, все это было только «штази» (ГДРовская служба безопасности – В.Т.), все было пропитано ядом идеологии. Я уж никак не ностальгик. Но насколько я помню, мы не каждый день шли на свои заводы согнувшись». И добавляет: «Именно то чувство, что мы «присоединяемся», виновато во многих социальных отклонениях, начиная с 1990 года. Не было никакого, даже самого малого движения в сторону Востока – даже «зеленая стрелка» была принята не без дебатов». 

Объединили не всё: зарплаты оставили на Востоке меньшими. «Экономическое» объяснение для дураков: производительность труда пока на Востоке ниже, поэтому и зарплаты соответственно. Это откровенная ложь. Самый большой работодатель – само государство. Почему «ниже производительность» у восточногерманских учителей и преподавателей вузов? Или восточные полицейские, прокуроры и судьи работают «неинтенсивно»? А железная дорога, почта, коммуникации? Берлинский машинист городской электрички, ездящей по (бывшему) Западному и (бывшему) Восточному Берлину вдоль и поперек, получает, если его контора на Западе – западный тариф, если на Востоке – восточный. Вообще – почему в госслужбе два тарифа? 

Есть, конечно, и унизительные исключения: если, например, (никому не нужный) профессор западного вуза приехал работать в восточный университет (а зазывали!), то ему оставляют западную зарплату.  

Стена 

Стену физически разрушили, обломки продают по сумасшедшим ценам на аукционах. 

А не физически? В головах? 

По опросу общественного мнения, проведенному респектабельным социологическим институтом EMNID, каждый четвертый гражданин Германии хочет возвращения стены. Примерно 15% граждан на Востоке и Западе страны считают, что ничего лучшего и произойти не могло бы. Примерно 15% граждан на Востоке и Западе страны считают, что ничего лучшего и произойти не могло бы. Только четверть всех граждан Восточной Германии чувствуют себя настоящими гражданами ФРГ - все остальные «вторым сортом».  

Примерно 80% восточных и 72% западных немцев могут себе представить жизнь в социалистической стране, если она гарантирует рабочие места, солидарность и безопасность. 

Но это, как говорится, общественное мнение, глас народа, vox populi. Известный немецкий политик Франц-Йозеф Штраус любил говаривать: Vox populi, vox Rindvieh, то есть «голос народа» есть не «глас божий», как в первоисточнике, а «голос скота». 

- У меня есть одна примета, – говорит Маттиас Платцек. - Когда премьер-министр Нижней Саксонии Кристиан Вульф (нынешний президент Германии – В.Т.) назначил министром в своем кабинете женщину из Бранденбурга, его носили на руках – он возвысил женщину с Востока до уровня министра западной федеральной земли. Только когда такое событие перестанет быть поводом для ликования, а станет нормой, тогда мы и достигнем внутреннего объединения. У нас нет больше «железного занавеса» между Востоком и Западом, но у нас есть стена, которая имеет свойство пропускать только в одну сторону. 

Виктор Тимченко,главный редактор русскоязычной газеты «Интеграл», Германия 

--------------- 

31 августа 1990 года представители четырех стран-союзников во Второй мировой войне и двух немецких государств подписали договор об объединении ГДР и ФРГ. Договор вступил в силу 3 октября 1990 года.